Эта тонкая лесть и вся изящно-роскошная обстановка жизни в доме генерала сделали то, что Нехлюдов весь отдался удовольствию красивой обстановки, вкусной пищи и легкости и приятности отношений с благовоспитанными людьми своего
привычного круга, как будто всё то, среди чего он жил в последнее время, был сон, от которого он проснулся к настоящей действительности.
Неточные совпадения
Наконец ей удалось вызвать
привычное представление, помогающее уснуть: она мысленно бросала камни в светлую воду, смотря на расхождение легчайших
кругов.
С громом отворились ворота, бряцанье цепей стало слышнее, и на улицу вышли конвойные солдаты в белых кителях, с ружьями и — очевидно, как знакомый и
привычный маневр, — расстановились правильным широким
кругом перед воротами.
Если велика власть инерции и
привычных, заученных категорий в обывательских
кругах, то там это понятно и простительно.
Он не мог освободиться от
привычного чувства собственности и смотрел
кругом глазами хозяина, вернувшегося домой из далекого путешествия.
Медленно, но широкими
кругами по застоявшейся темной жизни расходилось волнение, просыпалась сонная мысль, и
привычное, спокойное отношение к содержанию дня колебалось.
Моя комната. Еще зеленое, застывшее утро. На двери шкафа осколок солнца. Я — в кровати. Сон. Но еще буйно бьется, вздрагивает, брызжет сердце, ноет в концах пальцев, в коленях. Это — несомненно было. И я не знаю теперь: что сон — что явь; иррациональные величины прорастают сквозь все прочное,
привычное, трехмерное, и вместо твердых, шлифованных плоскостей —
кругом что-то корявое, лохматое…
И была другая причина, заставлявшая держать Маркушу: его речи о тайных, необоримых силах, которые управляют жизнью людей, легко и плотно сливались со всем, о чём думалось по ночам, что было пережито и узнано; они склеивали всё прошлое в одно крепкое целое, в серый
круг высоких стен, каждый новый день влагался в эти стены, словно новый кирпичик, — эти речи усыпляли душу, пытавшуюся порою приподняться, заглянуть дальше завтрашнего дня с его клейкой,
привычной скукой.
А Челкаш торжествовал. Его
привычные к потрясениям нервы уже успокоились. У него сладострастно вздрагивали усы и в глазах разгорался огонек. Он чувствовал себя великолепно, посвистывал сквозь зубы, глубоко вдыхал влажный воздух моря, оглядывался
кругом и добродушно улыбался, когда его глаза останавливались на Гавриле.